Ознакомительная версия.
– Наш папа вообще непонятно чем занимается! С утра до вечера кричит в телефон, что Пельменю нужен Гусь, что Гоша и Турист куда-то кинули Скалозуба, что бурундуки должны окрыситься на желтых зверят… Бред какой-то!
– Может, он суперагент?
Суперагент – отличная версия, но дети – существа чуткие и со временем понимают, что со спасением планеты папины мутки[18] ни разу не связаны. Пытался врать, что обсуждаю с коллегой сценарий мультфильма, который он пишет, но в это тоже долго никто не верил: «В мультфильмах все время что-то происходит, а у тебя всегда одни и те же гуси и пельмени чем-то в кого-то кидают, кому нужен такой сценарий?»
Потом решаешь сдаться и говоришь, что занимаешься пиаром, получая в ответ просто приговор от дочери-подростка:
– То есть ты помогаешь плохим людям делать вид, что они хорошие??? Серьезно?!
Ну, типа, они не плохие, просто таковы правила игры, это политика…
– Те, кто нами управляет? А они не могут просто выглядеть теми, кто они есть?!
О, черт! Говорила же мне мама идти в юристы!!!
Эти муки выстраивания своей репутации в глазах собственных детей знакомы, по моей оценке, процентам 95-ти тех, кто вертится в политике и смежных сферах.
Исключения, конечно, случаются. Наповал меня сразила лет десять назад на семейной вечеринке одна суровая сибирская семья, глава которой трудился в федеральном министерстве чего-то промышленного.
– Не помню я, сколько в моем доме на Рублевке этажей! Кнопок в лифте у нас – шесть! – гордо заявила мамаша всем собравшимся.
Вышедшая покурить дочь сообщила мне, что эта норковая кофта от Зилли вообще-то у нее дачная:
– Вы, наверное, хотите спросить, если у них такие вещи – дачные, то какие же у них все остальные? – с вызовом спросила она.
Потом приехал ее 18-летний братик на еще пахнущем новой тачкой Порш Кайене (на чем же еще?). Начал ныть, что задолбался стоять в рублевских пробках и хочет отселиться от родителей в центр:
– Ну что, нельзя мне дать ключи от хаты на Патриках? – надулся он на отсутствие молниеносной реакции отца на нежелание ребенка жить в тесноте и в обиде.
Семья светилась гордостью своим положением, козыряла именами знакомых из политбомонда и культурной богемы. Дети прекрасно знали, чем промышляет папа, и нисколько этого не стеснялись, напротив, гордились, будучи преисполненными презрением к черни, не имеющей таких возможностей.
«М-да… Джавахарлал Неру вертится в гробу волчком», – думал я и сетовал, что нет на них генерала Асмодеева.
Пункт приема в Красную Армию
После драматичного выхода Бобровского из кампании по смене главы Бабайской области парвусов у нас, как ни странно, резко прибавилось. Мы опасались, что после столь жесткого обострения борьбы за бабаестанские власть и бизнес союзников у нас резко поубавится, однако бабайские элиты в страхе начали понимать, что сидишь ли ты в окопе или выдвинут в разведку боем – риск все потерять равнозначен, и все равно надо прибиваться к одному из противоборствующих лагерей, чтобы получить хоть какую-то защиту.
Поначалу, само собой, все рванули к самому очевидному преемнику Бабая – Желтому. С ним повстречались поодиночке и группами все, кто хоть как-то влиял на происходящее вокруг области. Желтый понимал, что лояльность элит для него важна, а потому встречи такие поощрял, вел на них себя со всеми запанибрата, обещал золотые горы, всячески опровергая стереотипы о себе-колхознике, который водится только со своими земляками.
Однако когда дошло до дела, а именно – до распределения богатых ресурсов края, всем стало ясно, что этот Боливар не выдержит одновременно и прежние элиты, и новых энергичных людей из желтокнязевского райцентра, подминавших под себя все больше буквально с каждым днем.
Элита начала, как говорят в таких случаях, переобуваться[19]. То есть смотреть по сторонам в поисках некоего нового неформального предводителя. Работавший рядом со всесильным Юревичем Василич был наилучшим персонажем для такого негласного лидерства.
Особенности нашего провинциального элитаризма и клановости таковы, что Василичу не надо было даже делать ничего особенного, чтобы выполнять эту роль, которую бабайские элиты возложили на него независимо от его желания. Нужно было просто быть большим начальником в столице, интересоваться тем, что происходит в Бабаестане, быть открытым для всех, кто приходит в гости, каждого внимательно выслушивать и время от времени высказывать свое мнение.
Из Тришурупа потянулась в столицу вереница ходоков в Бриони и Китонах. Ехали коммерсанты, чиновники, в том числе действующие и высокопоставленные. Все встречи проходили в одном и том же, самом близком к кремлевскому подъезду Василича, гадком кафе «Кофейница», которое много лет оттачивало мастерство приготовления худшего в мире чизкейка. Разговор с каждым был, в общем, ни о чем. Все жаловались на жизнь, на Желтого, его новое активное окружение, стареющего Бабая, который уже «не ловит мышей», говорили про Асмодеева, который почему-то выполняет все «команды» Желтого…
Все, что нужно было делать Василичу, – это сочувственно кивать.
В завершении встречи каждый гость замолкал на минуту и все же спрашивал о том, что, единственное, волновало его весь этот час:
– А это, шеф… Когда красные-то придут?
Василич должен был многозначительно отвечать в манере гиганта мысли, отца бабайской демократии:
– Сам-то ты как думаешь?
Далее вокруг гостя в этот же его приезд в стольный град появлялись шустрые мальцы, то есть мы – Слон, Босси, Турист, Черный Плащ, Рудик, ну или я с позывным Пух. Все примерно одинаковые по объему полномочий, мы подходили к разным гостям в зависимости от компетенции. Рудик тяготел к силовикам, Босси отвечал за правовые вопросы, я – за пиар и политику, Турист хорошо знал нацвопросы и чекистские дела, Слон и Плащ – технологи и медийщики.
Мы появлялись как бендеры перед Кислярским. Вид у нас был зловещий, комиссарский, речи – тоже:
– Ну, политический альянс у вас с Шефом сложился, давайте к практическим вопросам. Какой компромат есть на Желтого и его людей? Чем помочь нам можете? С кем работаете в Тришурупе? А с кем здесь?
Дядьки, еще вчера жившие сонной жизнью провинциальных бонз, чувствовали, как их затягивает в водоворот заговора. Они еще не очень понимали, какого именно заговора, но ощущали, что будет очень опасно и очень весело. Это в любом случае было интереснее, чем тухнуть в желтокнязевском болоте.
Девять из десяти ходоков зажигали глаз и начинали креативить вместе с нами. Один, правда, исчезал навсегда, чаще всего направляясь напрямую к Желтому с криками: «Заговор!» и надеждой попасть в обойму к действующему все еще премьеру.
После пары месяцев таких встреч полноводным стал информационный поток компромата на оппонентов из Тришурупа, потекли и первые ручейки материальной поддержки. Тем более что процессы уже были запущены, дорогими они не были, ведь мы хорошо знали, что нужно сделать, чтобы расшатать логово врага, оборонительные редуты в котором мы сами когда-то и возводили.
Каждая собака в Тришурупе знала, что в столице есть кто-то, к кому можно было приехать и пожаловаться на жизнь. Никакого мгновенного практического эффекта для жалобщика такая поездка не давала, но она давала много больше: у Желтого прервалась монополия на влияние на этих людей.
Тусовка, как областная, так и столичная, поняла буквально за несколько месяцев, что безоговорочного авторитета и монополии на власть у Бабая и Желтого нет.
Далее на нас работало время. Бабай старел. Руководители страны понимали, что его нужно менять. Желтый подходил плохо, потому что он как раз и стал этим самым «кандидатом-шахидом». Он слишком активно заявился на власть при живом Бабае, без малейшего на то согласия Михал Иваныча и Мити, да еще и собрав на себя весь возможный негатив. Элиты активно кучковались в нашем революционном кружке. Многие попросту были уверены, что наш Шеф – самый вероятный сменщик деда. И каждое событие, каждый день, приближавший уход Бабая, убеждал всех в растущих перспективах Василича. А такие события происходили, причем совершенно помимо нашего на них влияния.
Например, неизбежным был уход верного сатрапа бабаевского режима, одного из тех, на ком этот режим держался – генерала Асмодеева. Неизбежным хотя бы потому, что столица больше не разрешала губернаторам (ну, почти никому из них) рулить силовыми структурами.
Но и в этом случае все так совпало, будто бы причиной ухода Асмодеева был его конфликт с Василичем, который повлек за собой недовольство Юревича.
Еще в завязке нашей великой бабайской войны, как уже было сказано выше, Асмодеев завел по требованию Желтого из пальца высосанное уголовное дело в отношении Василича. Юревич, пригласивший Василича к себе на работу в Кремль, задал на хорошем литературном языке вопрос столичному начальнику Асмодеева, а не офигел ли, часом, бабайский прихвостень, указывать таким образом федеральной власти, кого брать к себе на службу, а кого нет? Асмодееву было поставлено на вид, но тот, до последнего служивший Бабаю, тянул резину и дело не закрывал.
Ознакомительная версия.
